SARMATIA PROV.

Вы хотите отреагировать на этот пост ? Создайте аккаунт всего в несколько кликов или войдите на форум.

    Определение огрешности ауспиций авгурской коллегией

    Titus Flavius Severus
    Titus Flavius Severus
    LEGATVS PRO PRAETORE


    Сообщения : 103
    Дата регистрации : 2011-02-13
    Откуда : SARMATIA PROV., NR

    Определение огрешности ауспиций авгурской коллегией Empty Определение огрешности ауспиций авгурской коллегией

    Сообщение автор Titus Flavius Severus Ср Мар 02, 2011 4:21 pm


    Межвузовский сборник научных статей "Античность Европы"
    (под редакцией И.Л.Маяк и А.З.Нюркаевой)

    [с.78] Гадание о благоволении богов к предпринимаемым действиям играло большую роль в частных и общественных делах республиканского Рима. Судя по римской историографии, ни одно важное дело у предков не начиналось без предварительного гадания по птицам1. Стремление не ошибиться при толковании воли богов заставляло приглашать специалистов в этой области – авгуров. Процедура гадания была достаточно сложной, так что порой ошибались и сами авгуры, а для обнаружения ошибки требовалось привлечение авгурских книг. Поэтому авгуры могли не только участвовать в ауспициях, но и давать консультации относительно правильного истолкования уже проведенного гадания, которое каждый гражданин в сфере своей компетенции имел право осуществлять самостоятельно. Это относится и к оценке толкований божественных знаков перед началом мероприятий общественного значения. Сомнения в правильности ауспиций порождали сомнение и в правомерности последовавших за ними государственных актов.

    [с.79] Разрешение подобных проблем являлось одной из важнейших сторон деятельности авгурской коллегии. В этой функции авгуры выступали как специалисты, чье мнение представлялось важным и необходимым в силу сложности авгуральной дисциплины. Вынесенные ими решения обязательно исполнялись, и римская патриотическая историография гордилась этими примерами подчинения светской власти религиозным требованиям. Известны случаи, когда из-за той или иной ошибки (vitium), например, неправильно установленной палатки для птицегадания2, авгуры объявляли выборы состоявшимися при неблагоприятных знамениях и, соответственно, недействительными, и от власти отказывались избранные таким образом диктаторы3, консулы4, военные трибуны с консульской властью5, а в III в. до н.э. вследствие vitium при избрании от должности отказывались народные трибуны (Liv., X, XLVII, 1) и плебейские эдилы (Liv., XXX, XXXIX, Cool.

    Авгуры решали и другие проблемы, связанные с выборами должностных лиц. Так, когда в 426 г. до н.э. встал вопрос, может ли без ущерба для религии военный трибун с консульской властью назначить диктатора (что осуществлялось консулом и было связано с определенными сакральными церемониями – см. Liv., VIII, XXIII, 14-17), то обратились за ответом на него к авгурам и те развеяли сомнения (Liv., IV, XXXI, 4). Решение авгуров могло даже помешать отправлению римского войска в поход. Так, в 168 г. до н.э. консул был вынужден следовать в Галлию только с латинскими союзниками, оставив римские легионы в городе, поскольку, по мнению авгуров, он ошибочно (vitio) назначил день для сбора этих легионов (Liv., XLV, XII, 9-12). Авгуры же в 175 г. до н.э. ответили на вопрос, была ли допущена огрешность при жеребьевке консулами театров военных действий (Liv., XLI, XVIII, Cool. Хвалебную речь этим жрецам произнес Цицерон: "Но величайшее и важнейшее в государстве право, соединенное с авторитетом, принадлежит авгурам" (De leg., II, XII, 31). Они, согласно Цицерону, могли отменять назначенные магистратами собрания и сходки и распускать их, если те уже начались, разрешать обращение с речью к народу и даже отменять принятые не по праву законы: ни одна мера магистратов в Городе или в походах не получала одобрения без согласия авгуров (Cic. De leg., II, XII, 31, ср.: Liv., I, XXIII, 6). Но не забудем, что Цицерон был авгуром и чрезвычайно гордился этим обстоятельством, подчеркивая свою принадлежность к [с.80] коллегии. Тенденциозность его в приведенном фрагменте проявилась наиболее отчетливо, поскольку он признавал упадок авгурского учения в то время6.

    Для оценки роли авгуров в политической области обратимся к конкретной их деятельности. Прежде всего следует ответить на вопрос, обладали ли авгуры инициативой в определении правомерности действий светской власти7. При положительном решении вопроса авгуры оказывались органом, контролирующим деятельность магистратов. Судя по ряду приведенных выше примеров, коллегия авгуров не по собственной инициативе объявила упомянутые акты совершенными огрешно, а в ответ на поставленный вопрос (consulti augures, ad augures relatum est, responderunt augures)8. Необходимо учитывать и то обстоятельство, что при скрупулезности римской религии, когда огрешностью считался любой шум, нарушающий необходимую при ауспициях тишину (Silentium)9, авгуры могли отменить любое решение. Впрочем, порой не требовалось и этих формальностей, на что жаловались народные трибуны в 326 г. до н.э. (Liv., VIII, XXIII, 14-17). Так что, будь авгурская коллегия самостоятельна, она могла бы широко манипулировать своими кассационными правами.

    В этой связи обращает на себя внимание тот факт, что все описанные традицией случаи обращения в коллегию авгуров по данному вопросу заканчивались признанием огрешности выборов. В то же время нельзя утверждать, что авгуры часто имели возможность использовать это свое право, т.е. случаи отказа магистратов от должности немногочисленны. Сказанное относится и к запросам в коллегию по иным поводам. Все это свидетельствует о подчиненности деятельности авгуров политической власти, отсутствии у них возможности самостоятельно влиять на последнюю.

    Рассмотрим теперь факты, использованные Т. Моммзеном для доказательства наличия инициативы у коллегии авгуров. Прежде всего это известная история об ошибке авгура Тиберия Гракха, который, будучи консулом, огрешно провел выборы новых консулов, о чем и написал уже из провинции в авгурскую коллегию. Коллегия доложила сенату, который повелел огрешно избранным магистратам отказаться от должности10. Какова же роль авгурской коллегии в этой истории?

    Авгур и консул Тиберий Гракх, проводя в силу своих консульских полномочий комиции, совершил ауспиции в силу тех же полномочий. Его авгурское достоинство здесь ни при чем. Встревоженный [с.81] неблагоприятным знамением во время выборов (неожиданно умер сборщик голосов в первой центурии), Гракх по завершении их доложил сенату – по праву, которое он имел именно в качестве магистрата. Обращает на себя внимание тот факт, что о религиозных обстоятельствах сообщают сенату, а не жреческой коллегии, что уже свидетельствует в пользу предположения об отсутствии у авгуров инициативы. Сенат постановил доложить тем, к кому обычно (quos ad soleret) обращались. Однако ими оказались опять-таки не авгуры, а гаруспики – этрусские гадатели. Это представляется довольно странным, учитывая чисто местный характер гадания при выборах должностных лиц, как и то, что вопросами огрешностей (vitia) при осуществлении этого мероприятия занимались именно авгуры11. Кстати, данное обстоятельство вызвало в дальнейшем "патриотическую" реакцию Тиберия Гракха: в ответ на их решение о незаконности проводившего комиции, т.е. самого Тиберия Гракха, он обругал гаруспиков варварами и прогнал из сената (Cic. De nat. deor., II; IV, II). Видимо, обращение к гаруспикам было связано с необычностью знамения. Именно в таких случаях прибегали к их помощи12. Ответ гаруспиков не был принят во внимание, поскольку консул не признал его.

    Коллегия авгуров до сих пор не принимала никакого участия в событиях, хотя, если бы она обладала правом инициативы, то ее вмешательство было бы вполне естественным. И лишь когда через некоторое время, будучи уже в провинции, Тиберий Гракх, найдя в авгурских книгах свою ошибку, написал о ней в коллегию, последняя начала действовать. На этот раз он обратился в авгурскую коллегию, а не в сенат, видимо, потому, что причина знамения была уже выяснена и относилась как раз к авгурскому учению. Также трудно определить, в каком качестве Гракх написал в коллегию – как проконсул или авгур, хотя выяснение этого решило бы вопрос об инициативе. Впрочем, ни Цицерон в наиболее подробном рассказе (Cic. De nat. deor., II, IV, II), ни Валерий Максим (I, I, 3) не сообщают о принятии коллегией декрета об огрешности: она лишь rem ad senatum retulit, т.е. доложила о вскрывшихся обстоятельствах тому органу, который вел это дело, предоставив ему принимать решение. Сенат приказал консулам отказаться от должности как огрешно избранным, и факт сенатского решения по данному вопросу также является единственным в традиции (как и многие детали этого эпизода). Конечно, отсутствие упоминания в других случаях сенатского постановления между декретом авгуров [с.82] и его исполнением не означает отсутствия необходимости в нем: argumentum ex silentio не является доказательством. Но при осуществлении решений понтификов сенатское звено фигурирует неоднократно. И это позволяет предположить, что решения авгуров имели силу сами по себе, чему можно найти объяснение. Их решения не предусматривали, подобно декретам понтификов или жрецов священнодействий, осуществление каких-либо сакральных мероприятий, для чего требовалось, по крайней мере, выделение сенатом средств, не говоря уже о прочих моментах (участие граждан, религиозные новшества и т.д.). В то же время авгурские постановления. представляли собой разъяснение воли богов, причем по отечественным правилам (в отличие от постановлений этрусков-гаруспиков), и дополнительное рассмотрение их толкований политическим органом было излишним: тот, к кому относился авгурский декрет, мог подчиниться ему или не подчиниться – ответственность перед богами ложилась уже на него, и никакие решения сената не могли освободить его от этого. Если сказанное верно, то в данном случае наличие сенатского постановления свидетельствует об отсутствии авгурского решения.

    Правда, в другом сочинении Цицерон, излагая эпизод короче, не сообщает о решении сената и вместо него упоминает о решении авгуров (augures iudicassent – Cic. De div., II, XXXV, 74). Термин этот, кажется, употреблен только в указанном месте (обычно же встречается decreverunt13 или responderunt14), но все же означает высказанное мнение. Причина смены терминологии заключается, видимо, в краткости изложения события, как и в цели его: опровержение достоверности дивинации. Поэтому Цицерон-скептик перенес акцент на авгуров, опустив лишнее для него упоминание сената15.

    Как бы то ни было, этот сложный, во многих деталях уникальный эпизод не может служить доказательством возможности проявления инициативы авгурской коллегией. Так, если бы Тиберий Гракх не написал письмо (за что его и хвалил Цицерон устами Котты), то авгурская коллегия оказалась бы вне событий. Попутно отметим, что авгурские книги, которые просматривал Гракх в провинции для обнаружения ошибки, по-крайней мере, в части ауспиций при электоральных комициях должны были быть доступны ему и как магистрату, независимо от жреческого сана. Иначе трудно представить, как он мог реализовать свое право на консульские ауспиции. [с.83] Да и в целом следует признать значительную открытость авгурского учения, учитывая широкую распространенность индивидуального гадания среди граждан, хотя, конечно, какие-то авгурские знания были тайными16, в частности, передаваемые устным путем (Fest., 16M, 15 L, s.v. arcani). Интересное косвенное свидетельство того, что Гракх участвовал во всех этих событиях скорее как магистрат, чем авгур, дает сам же Цицерон во второй части речи против Марка Антония, также бывшего одновременно консулом и авгуром: в ответ на заявление последнего, что он не допустит комиции по выборам консулов либо объявит их недействительными в силу своих полномочий авгура, Цицерон доказывает, что гораздо легче Антоний мог бы сделать это как консул, даже не будучи авгуром (Cic. Phil., II, XXXII, 80-81).

    Слишком незначительной по содержанию для далеко идущих выводов является фраза из письма Цицерона Планку, использованная Т. Моммзеном для доказательства наличия инициативы у авгурской коллегии (Cic. Fam., X, XII, 3): "Прочитать письма Корнуту помешали религиозные опасения, вызванные предупреждением пулляриев, что он недостаточно тщательно совершил ауспиции, и это было одобрено нашей коллегией (авгурской. – А.С.)". Пуллярии выступают в данном случае в обычной функции помощников магистратов при гаданиях (см.: Cic. De div., II, XXXV, 74). А было ли принято решение авгурской коллегии по ее инициативе или в ответ на запрос, из этой цитаты с определенностью не следует.

    Таким образом, хотя сведений немного, все же можно констатировать существование практики запроса политического органа (сената, магистратов) в авгурскую коллегию по религиозным вопросам. Что же касается хвалебного пассажа из Цицерона, где авгуры представлены как высшая кассационная инстанция в государстве (Cic, De leg., II, XII, 31), то отношение к нему должно быть достаточно скептическим. Делая акцент на роли жрецов, Цицерон явно опускает излишнее в этом контексте упоминание первоначального звена в виде политического органа. Так, он говорит о праве авгуров разрешить обратиться с речью к народу или плебсу или отказать в этом, в то время как в конкретной ситуации, описанной тем же Цицероном, наоборот, народный трибун предоставляет авгурам право говорить на сходке (Cic. De domo, XV, 40). Видимо, в упоминаемом пассаже имеются в виду возможности жрецов в случае призвания их к деятельности помешать проведению народного [с.84] собрания, а не их полномочия контролировать политическую жизнь. Ведь и в описанной ситуации воспрепятствовать выступлениям на народном собрании пытался с помощью авгурского учения консул, а не авгур (Cic. De domo, XV, 40).

    Именно о возможностях, а не полномочиях авгуров говорит Цицерон, утверждая, что они отменяли законы, принятые не по праву, как это было с Тициевым законом по декрету коллегии, с Ливневыми – по решению (conslio) консула и авгура Филиппа (Cic. De leg., II, XII, 31). Конечно, не сами жрецы отменили эти законы: немного раньше Цицерон отметил, что Ливиевы законы были отменены одной строчкой постановления сената17, который, как можно предположить из дальнейшего, воспользовался каким-то нарушением авгурского учения, на которое было указано, видимо, консулом Филиппом. Так что слово consilio следует скорее перевести "по совету", а не "по решению". Не представляется возможным на основе данного свидетельства Цицерона определить, кто же проявил инициативу в развитии событий.

    Не соответствует конкретным фактам и утверждение Цицерона о том, что только с согласия авгуров проводились все мероприятия магистратов в походах: ни одного авгура не было в лагере Л. Корнелия в 326 г. до н.э. (Liv., VIII, XXIII, 14-16), а для I в. до н.э. Цицерон не раз убеждался лично в политическом бессилии жрецов18. Однако, разумеется, никакого жесткого правила здесь не было – Варрон говорит об авгуре-помощнике консула в командовании войском (Varro, De l. l., VI, IX, 95), а важнейшие мероприятия полководца могли утверждаться в авгурской коллегии в Риме, как упомянутое назначение диктатора консулом Л. Корнелием (Liv., VIII, XXIII, 14). Поэтому при некоторых обстоятельствах (установить закономерности не представляется возможным) действия магистратов проходили проверку в авгурской коллегии, и в этом отношении, подразумевая только возможность жреческого контроля, Цицерон прав.

    Сказанное отнюдь не свидетельствует о главенствующем положении религиозного органа по отношению к политическому руководству. Как в других своих функциях, так и при разрешении сомнений в правомочности того или иного государственного акта авгурская коллегия действовала по требованию светской власти, демонстрируя характерную для Рима подчиненность религии политике, что, в конечном итоге, связано с сущностью римской цивитас.

    ПРИМЕЧАНИЯ:

    1. Cic. De div., I, II, 3; I, XVI, 28; Liv., I, XXXVI, 6; Vl, XLI, 4; Val. Max., II, I, 1.

    2. Liv., IV, VII, 3; Cic. De nat. deor., II, IV, 2; De div., I, XVII, 33; Val. Max., I, I, 3; Plut. Marc., V; Serv. Aen. II, 178.

    3. Liv., VIII, XV, 6; XVII, 3-4; XXIII, 14-17; ср.: Val. Max., I, I, 5.

    4. Plut. Marc., IV; ср.: Cic. De nat. deor. II, IV, 10-11; De div. I, XVII, 33; Val. Max., I, I, 3.

    5. Liv., IV, VII, 3; V, XVII, 2-4; Dionys., XI, LXII, I.

    6. Cic. De leg., II, XIII, 33; De nat. deor., II, III, 9; De div., I, XV, 28; XLVII, 105; II, XXXVI, 76-77.

    7. Mommsen T. Römisches Staatsrecht. Bd. 1. Aufl. 3., Leipzig, 1887. S. 115-116; Wissowa G. Augures // RE. 2 Bd. 4 Halbbd. Stuttgart, 1986. S. 2334; Lange L. Römische Alterthümer. 1 Bd. 3 Aufl. Berlin, 1876. S. 340.

    8. Liv., IV, XXXI, 4; VIII, 14; XXXIII, XXI, 13; XLI, XVIII, I; XLV, XII, 10; Cic. Phil., II, XXXIII, 83.

    9. Plin. N. H., VIII, LXXVII, 223; Plut. Marc., V; Val. Max., I, I, 5; I, IV, 2; Fest. 64M, 56L, s.v. caduca auspicia; 234M, 268L, s.v. prohibere comitia.

    10. Cic. De nat. deor., II, IV, 10-11; De div., I, XVII, 33; II, XXXV, 74-75; Val. Max., I, I, 3; Plut. Marc., V.

    11. De div. II, XXXV, 75.

    12. Marquardt J. Römische Staatsverwaltung. 3 Bd. 2 Aufl. Leipzig, 1885. – S. 410-412.

    13. Liv., XLV, XII, 10; Fest., 161M, 152L, 3 v. maximum praetorem; Cic., De leg., II, XII, 31; De div., II, XXXV, 73.

    14. Cic. De domo, XV, 40; Liv., XLI, XVIII, 8.

    15. Plut. Marc., V.

    16. Cic. De domo, XV, 39; Serv. Aen., I, 318.

    17. Cic. De leg., II, VI, 14; De domo, XVI, 41.

    18. Cic. De nat. deor., II, III, 9; De div. II, XXXVI, 76-77.

      Текущее время Чт Мар 28, 2024 8:43 pm